«Красная новь», 1921, №3, стр. 349-351 [рецензия].
В. Ваганян.
Г. В. Плеханов. "Год на родине"... Полное собрание статей и речей 1917-1918 г. в двух томах. Париж. Изд. Поволоцкого 1921 г., т. I - стр. VIII+248; т. II - стр. 270 (с приложением двух портретов и биографического очерка - Ю. Арзаева).
Его же. - Речь на московск. госуд. совещании. - Историческая справка. - Предисловие Ю. Фердмана. - Давос 1921 г., стр. 32.
В последнее время в нашей партии, в кругу молодого поколения ее, весьма заметно намечается тяга к "старому" Плеханову.
Во всех партийных школах, курсах, кружках штудируются его статьи и книги, забыт Плеханов последних лет, доставивший так много горя лучшим и сознательнейшим представителям рабочего класса, в памяти сохранился лишь прекрасный образ последовательного, настойчивого непримиримого теоретика марксизма, неустанного борца и беззаветного революционера.
Почему так скоро рабочий класс забыл Плеханова-оборонца? Не потому ли, что его оборончество менее всего было связано со всем его ученьем, со всей его революционной деятельностью, со всеми идеями, которые он проповедывал?
Я думаю, что так. Кто в этом сомневается, тому следует только перечитать его статьи из "Единства", день за днем, и сравнивать их с его прежними литературными произведениями.
Там - если начать сравнение с внешней стороны - уверенный в победе и гордый этой уверенностью, наступающий даже в обороне, Плеханов победоносно боролся с буржуазией, с ее влиянием на рабочий класс.
Шел впереди рабочих полков чувствовал это.
Здесь... но здесь трудно узнать "старика".
Лишь его прекрасный язык и остроумные шутки напоминают о "былом" Плеханове.
Две-три мысли, которые он пытается защищать, именно защищать, в 120 слишком статьях, сами по себе удивительно банальны и не оригинальны. Теперь, спустя четыре года, особенно кажутся они бедными и неверными.
Эти статьи и собрала Р. М. Плеханова и издала в Париже под заглавием "Год на родине".
Само издание прекрасно, снабжено двумя портретами Г. В. снимками. Имеется и библиографический "очерк", составленный некиим г-ном Арзаевым. "Мы пополним настоящий очерк, - обещает в начале очерка г-н Арзаев, - некоторыми чертами, неизвестными читающей публике и почерпнутыми нами из неизданных еще воспоминаний Р. М. Плехановой".
Мы не знаем, в какой мере он исполнил свое обещание, но биография от этого не выиграла, нового г-н Арзаев не сообщил ничего, а фактических ошибок - целый ряд.
Из всего сборника больше всего интереса вызывают, конечно, три последние статьи Г. В. Плеханова: "А все-таки движется", "Похороны Н. А. Некрасова" и "Буки-Аз - Ба".
Летом нынешнего года вдова Г. В., доведенная до отчаяния злоупотреблением именем мужа Алексинским, выступила в "Последних Новостях" Милюкова с протестом, где она утверждала, что Г. В. был ярым противником иностранной интервенции. Ее показания, разумеется, весьма ценны, но статья его "А все-таки движется", являющаяся ответом на приветствие меньшевиков-оборонцев, не оставляет на этот счет никакого сомнения. Он считал октябрьскую революцию ошибкой пролетариата, однако, глубоко скорбя об его ошибках, от которых жестоко пострадает вся страна, - а прежде и больше всего он сам, он пишет: будем по мере наших сил разъяснять ему правильный способ действий.
стр. 350
Он не обманывает себя, он знает, что это - задача не из легких, нередко придется услышать резкие нападки и даже, может быть, физически пострадать от тех, просветить которых собирается, но с этим надо заранее примириться. "С каким бы недоверием ни относились к нам бессознательные - пока еще, увы, слишком многочисленные - рабочие, они были и остаются нашими братьями, просвещению которых каждый из нас обязан служить до последнего своего издыхания". Пусть судит читатель, какой единомышленник Плеханову г. Алексинский, который трудится над созданием "единого фронта" от себя до Кривошеина (фронт, впрочем, небольшой).
"Похороны Н. А. Некрасова" представляет из себя прекрасно и живо написанную страницу воспоминаний из эпохи 70 годов, когда Г. В. Плеханов был "землевольцем".
Речь идет об участии общества "Земля и Воля" в похоронах Н. А. Некрасова. К тому времени в Петербурге собрались многие из южно-русских "бунтарей", - землевольцы и решили с их помощью "открыто явиться на похороны в качестве революционной социалистической организации". Венок их с надписью "От социалистов", окруженный вооруженными револьверами бунтарями, благополучно достиг кладбища. У гроба произносили речи Засодимский, Достоевский, Г. В. Плеханов от землевольцев и один рабочий. Как известно, во время речи Достоевского разыгралась сцена, которая изображается у разных авторов по-разному.
Когда Достоевский, говоривший в общем очень сочувственно о Некрасове, упомянул, что по своему таланту Некрасов был не ниже Пушкина, то группа учащихся закричала ему из толпы: "Выше, выше".
Сам Достоевский в своих "Дневниках" утверждает, что раздался лишь один голос. Г. В. Плеханов в своей статье дает возможность точно восстановить этот инцидент. Оказывается, что закричал не один, а "дружно и громко закричали" все присутствовавшие землевольцы - "он был выше Пушкина", и когда Достоевский, несколько растерявшийся, сказал с раздражением: "Не выше, но и не ниже Пушкина". - "Мы стояли на своем: "Выше, выше". Достоевский, очевидно, убедился, что нас не переговорит, и продолжал свою речь, уже не отзываясь на наши замечания" (т. II, стр. 255).
И, наконец, последняя статья "Буки-Аз - Ба" трактует вопрос, который в первые дни после октября так волновал демократические и интеллигентские круги, - вопрос о том, "должны ли мы, революционеры, в своей практической деятельности держаться каких-нибудь безусловных принципов".
Его со всех концов начали упрекать в том, что он был родоначальником большевизма в России, что "аморальный" принцип относительности всех демократических принципов впервые в обиход социалистов был введен им и т. д. По этому поводу он и преподнес несколько азбучных истин эс-эрам и иным, поднявшим шум. Он отметил прежде всего, что принцип, о котором идет речь, не его изобретение, а берет начало от Гегеля. Научный социализм унаследовал от него этот принцип, он также не знает "ничего абсолютного, ничего безусловного, кроме беспристрастной смерти или вечного возрождения. Он детально и последовательно развивает то положение, что все зависит от обстоятельства времени и места" (стр. 260, т. II).
Научный социализм и на правила политической тактики "отказывается смотреть, как на безусловные. Он считает наилучшими те из них, которые вернее других ведут к цели; и он отбрасывает, как негодную ветошь, тактические и политические правила, ставшие нецелесообразными. Нецелесообразность - вот единственный критерий его в вопросах политики и тактики" (т. II, стр. 261).
"Не человек для субботы, а суббота для человека. Переведите это положение на язык политики и оно будет гласить: не революция для торжества тех или других тактических правил, а тактические правила для торжества революции. Кто хорошо поймет это положение, кто станет руководствоваться им во всех своих тактических соображениях, тот - и только тот - покажет себя истинным революционером" (т. II,
стр. 351
стр. 261). Плеханов в этой же статье отказывается признать большевиков за своих прямых последователей. Однако, всякий беспристрастный читатель его статьи увидит, что большевики именно тем и показали себя всему миру хорошими "истинными революционерами", что достаточно хорошо усвоили идеи Г. В. Плеханова. В предисловии к другой реферируемой брошюре Г. В. Плеханова г. Фердман (все тот же Арзаев) делает попытку доказать, что Г. В. Плеханов никогда не был сторонником "...классового над народным и национальным" (это выражение эс-эра М. Вишняка, а известно, как невразумительна всегда речь эс-эра), что он отродясь был за коалицию с буржуазией и в экстазе заявляет, что никто с подобной глубиной не обосновывал "национальную идею", как Плеханов. Бедный Плеханов! Должно, не раз в гробу перевернулся, пока г-н Фердман сочинял сии свои благоглупости.